Современные общественно-политические процессы характеризуются обращением отдельных культурных групп и целых социальных страт к мифологическому наследию как к материалу для конструирования новых идеологем. Это связано с крушением биполярности и усложнением современной картины мира.

Мы можем рассматривать мифологическое наследие в современной культуре двояким образом. С одной стороны, существуют разнообразные организации  в России и мире, которые занимаются культурно-исторической реконструкцией «в чистом виде» (например, пытаются «воссоздать» культ Перуна или Одина). С другой стороны, на многих явлениях и процессах, казалось бы, совершенно «немифологических», лежит печать влияния неких инвариантные «эпистем» или «архетипов», находящихся в теснейшем отношении к собственно мифологическим структурам.

Мифология и современность – тема, над которой работают многие исследователи за рубежом и в России (особенно в последние годы). При этом научный диапазон подобных работ очень велик – от Жоржа Дюмезиля, мэтра сравнительно-исторической индоевропеистики до Ролана Барта, чьи «Мифологии» имеют крайне мало отношения к собственно мифологии в научно-историческом понимании этого слова. Между этими двумя точками шкалы существует внушительное количество промежуточных исследований.

В отечественной науке С. Эрлих попытался приложить трехфункциональную теорию Дюмезиля к материалу России в работе «Россия колдунов» (Эрлих С.Е. РОССИЯ КОЛДУНОВ-2 http://stratum.ant.md/05_99/articles/erlih/erlih00.htm). История нашей страны проанализирована им от эпохи восточного славянства и России до времени постперестройки с точки зрения, прежде всего, противопоставления жреческого (Велес) и воинского (Перун) начал.

Весьма значимым представляется и исследование В. Полосина (Полосин В. С. Миф. Религия. Государство. – М.: Ладомир, 1999 – 441 с.), в котором ученый говорит об неких инвариантных социальных слоях в истории человечества: аристократии, жречестве, бюрократии, олигархии, и соответствии каждому из них некоего архетипического символа (иерократия: «бог – царствующий первосвященник»; военная аристократия: «бог – верховный главнокомандующий»; бюрократия: «бог – глава земной администрации»; олигархия: «верховный бог – бог торговли»…).

Следует отметить, что данное деление весьма близко идее автора данной статьи, предложившего следующую классификацию: Великая богиня – женщины (пережитки матриархата), Бог ясного неба – племенная демократия (сообщество вооруженных мужчин, свободных членов социума), Бог грома и войны – аристократия, Бог земли – жречество, Культурный герой – царская власть (с нарождающимся бюрократическим аппаратом). В отличие от Полосина, автором был применен компаративистский метод, тесно привязанный к конкретике становления и ранней истории индоевропейских народов, поэтому не было речи об «олигархии» и их «боге торговли».

Интерес народов Центральной и Восточной Европы к своему мифологическому наследию в полной мере проявился позже, будучи в немалой степени обусловлен образованием новых государств или установлением новых политических режимов. В России, Балтии, Украине, Румынии, бывшей Югославии остро встала проблема идеологического вакуума и поиска культурной идентичности. Решение этих проблем  некоторые политики и идеологи видят на пути религиозного фундаментализма или культурологических реконструкций варварской архаики.

         Надо отметить, что «неомифологизм» представляет, все же, достаточно маргинальный процесс, по сравнению с таким явлением, как, например, глобализация. Однако, «в нелинейном мире малые причины могут порождать большие следствия. Выявив в развитии формы точку бифуркации, можно инициировать ее развитие в желаемом направлении посредством малых воздействий. Это соответствует идее о том, как важно избегать недооценки роли латентных социокультурных тенденций, которые формируют те или иные формы, «неопределяющие» в настоящей ситуации, но способные сыграть весьма существенную роль в будущем». (И.Г. Петров. Хаос и форма: социокультурная эволюция. С. 204 //Цивилизация. Восхождение и слом. М.: Наука, 2003, 454 с.).