|
|
Конфигурация мировых элит 2.
Концепция Джамаля отличается внутренней логикой и красотой. Но не всегда эстетически безупречная теория оказывается правильной.
Например, красива трактовка, которую дает этот аналитик походу Александра Македонского как проекту объединения всех индоевропейских кшатриев-воинов (греко-македонских, персидских, туранских, индийских) в целях избавления от господства жречества. Позже, на базе эллинизма вырос ислам (македонский царь действительно очень популярен среди мусульман, чего не скажешь о зороастрийцах, которые никогда не простили ему разрушения Персеполя).
А образование Монгольской империи Джамаль характеризует как ответную реакцию транснационального жречества в лице «последних представителей высокого шаманизма» против ислама и наследия Александра.
Необходимо отметить, что действительно, для возвышения Темуджина/Чингисхана многое сделал шаман Кокэчу (Тэб Тэнгри - «Голос Неба»). Однако хан оказался неуправляемым, и Кокэчу переломили хребет. С мусульманами монголы воевали, но, через восемь десятилетий приняли ислам и в Золотой Орде и в Иране. Да и сама «монгольская реакция» несколько запоздала (на полторы тысячи лет!).
Так же имеются возражения и по поводу характеристики Сверхэлиты. Если верить Джамалю, то одной из важнейших составляющих ее частей является английская королевская семья. Но мы все видели, каким унижениям она была подвергнута по поводу истории с принцессой Дианой. Королеву заставили публично рассказывать, как она восхищалась «леди Ди» (могу представить себе ее реальные чувства J).
Мир гораздо более хаотичен (точнее, находится немножко за пределами нашего понимания).
Итак, вот основные игроки на «великой шахматной доске»: мондиалистская Сверхэлита, атлантистская контрэлита США, Ислам, Китай.
Конфигурация вероятных союзов строится следующим образом.
Даже сейчас еще возможно блокирование сторонников «Нового Иерусалима» в США с исламскими фундаменталистами. Данные силы уже имеют опыт сотрудничества (поддержка моджахедов во время советской акции в Афганистане; затем поддержка талибов; взаимодействие с босняками и албанцами-косоварами; давние контакты с Саудовской Аравией и т.д.). Этот альянс не только прагматичен - как ни странно, у него имеются некоторые идеологические обоснования. В Америке присутствует пуританский фундаментализм, типологически схожий с фундаментализмом ваххабитов и также обращающийся к своим авраамическим корням.
С другой стороны, над союзом с мусульманами усиленно работают и представители «Новой Лапутании». Интерес Европы к исламскому миру объясняется многими причинами. Здесь и дешевые рабочие руки, и большая обеспеченность наиболее важными для современной экономики природными ресурсами (60% всего разведанного углеводородного сырья и гораздо более дешевого, чем в России) и некоторые психологические особенности мусульман (например, вежливость и уважение к интеллекту). Есть и бессознательное влечение фемининного постмодернистского мира к маскулинности ислама. Романтическая история между «леди Ди» и сыном мультимиллионера Доди Аль Файедом - тому персонифицированный пример (вероятно, вмешались спецслужбы, которые не могли допустить, чтобы секреты западной элиты через заблудшую овцу английского королевского дома утекали на Восток).
Наконец, в Европе уже порядка двадцати миллионов выходцев из стран мусульманского мира и их число будет неуклонно возрастать (с необходимостью заменяя выходящих на пенсию французов, немцев, голландцев). Идея смешения народов, видимо, близка сердцу Сверхэлиты (еще одна идея, кстати - сохранение экологии).
Имеется и концептуальное обоснование подобного союза. Постмодернистское общество характеризуется отказом от модернистской идеи «блага для всех» (отраженной в классическом либерализме и марксизме). Речь теперь идет о «благе для избранных». Прямо такую мысль озвучить решаются немногие (чаще в специальных источниках), поэтому на вооружение взят постмодернистский тезис «отказа от оценочных критериев». То есть будьте сами собой, живите в соответствии со своими «традиционными культурными нормами».
На практике для одних это означает обладание всеми благами цивилизации, для других - прозябание в грязных лачугах без какой-либо надежды на лучшее.
Это напрямую подводит к альянсу некоторых элементов Архаики с хозяевами постиндустриального мира (о чем так красочно написал А. Панарин в своей книге «Искушение глобализмом»). Предполагается, что туземные вожди инкорпорируются в глобалистскую элиту, сохранив «ответственное управление» своими нищими соплеменниками (подобная концепция, кстати, отчетливо прослеживается в характере российских «реформ»).
Но в случае с исламским миром данный альянс выгладит неискренним с обоих сторон. Лапутяне-глобалисты надеются привязать к себе элиты Ислама, одновременно разложив и сделав безопасными его массы. Но неизвестно, получится ли в данном случае то, что так удачно было реализовано на постсоветском пространстве. Отсюда все эти недовольные разговоры о «не желающих интегрироваться в свободное западное общество мусульманах». Действительно, последние не хотят, чтобы их дети пополняли стройные ряды сексуальных меньшинств. Такие вот «отсталые» люди.
Многие мусульманские лидеры надеются, со своей стороны, что Запад, пораженный новым гностицизмом, «выест себя сам» и богатейшее наследие достанется им естественным образом. Как это однажды уже произошло в отношениях Римской империи и варваров.
Здесь необходимо в двух словах коснуться проблемы гностицизма (от «гнозис» - знание). Так назывался сложный комплекс тайных учений, возникших одновременно с христианством и развивавшихся одновременно с ним. Поскольку гностицизм был как бы «темным двойником» христианства, языческие римляне долгое время не вполне различали эти течения. Но главными отличиями гностиков были: негативное отношение к материальному миру, как творению «ненастоящего бога» и таинственность, окутывавшая всю их деятельность.
Как следствие отрицательного отношения к миру гностики проповедовали отказ от брака и деторождения. Многие из них были аскетами. Но часто гностики практиковали беспорядочные сексуальные связи и групповой секс, поскольку это не способствует продолжению жизни. Данная практика чрезвычайно напоминает современную ситуацию в «развитых странах». Из чего видно, что за так называемым «жизнелюбием», пропагандируемым СМИ скрывается влечение к смерти.
Лев Гумилев охарактеризовал гностицизм как «антисистему» в своей яркой статье «Этносы и антиэтносы» (или в книге «Этногенез и биосфера Земли»). А духовное родство демиургов современного постиндустриального мира с древними гностиками прекрасно показал Александр Неклесса в работе «Трансмутация истории.» (Неклесса А.И. 2002. Трансмутация истории. — Новый мир, № 9.): «Отличительной чертой гностицизма является особый статус материального мира, как области несовершенного, случайного; как пространства “плохо сделанного” земного и человеческого космоса, для которых естественны произвол, инволюция и самоотчуждение. Бог обособляется здесь от чуждого ему творения, трансформируясь, по сути, в аристотелев перводвижитель; миру же присущ тот же механицизм, что и у язычников, нет лишь страха и пиетета перед ним. Характерны абсолютизация роли зла, презумпция отдаленности и неучастия “светлых сил” в земных делах при близости и активном соучастии в них “сил темных”, а также вытекающий из данной ситуации деятельный пессимизм. Кроме того, гностицизму свойствен глубокий, порой онтологичный дуализм, который предопределил специфическую антропологию (к чему мы еще вернемся). Речь идет не о сложных кодах соединения разнородного, как, скажем, в дохалкидонской полемике о сочетании двух природ в Богочеловеке, но о двух породах людей, о двух жестко разделенных слоях в человечестве: высшем и низшем — избранных и отверженных, — являя радикальный, обостренный элитаризм. Другой родовой признак — эзотеризм, эволюция степеней посвящения и практика создания особых структур управления, скрытой власти, действующей параллельно власти официальной, но невидимой для нее; структур, подчас применяемых и используемых во вполне прагматичных целях. Еще одно немаловажное свойство — это, конечно же, специфическое абстрактное, системное мышление, любовь к строительству бесконечных миров, числовых, нумерологических систем и т. п.» (см. также: "А.И. Неклесса. Неопознанная культура. Гностические корни постсовременности. М., 2001.").
Алексей Фанталов.